Конечно, каждая из этих ситуаций имела свою специфику. Однако в основе было, по существу, одно: примитивно понимаемые „интернациональный долг и участие в антиимпериалистической борьбе", хотя, речь подчас шла уже не о национально-освободительном движении, а о вмешательстве во внутренние дела ряда стран, участии в борьбе за власть там различных политических сил и группировок.
Это был уже явный оппортунизм во внешней политике, вызванный во многом тем, что в Кремле путали партийные и государственные интересы страны во имя идеологических соображений.
Надо признать попутно, что наше участие в таких конфликтах порой кое-кому в Кремле льстило — дескать, мы теперь, как и США, мировая держава. Но это, как говорится, было уже не от большого ума.
Вернемся к хронологическому изложению развития наших отношений с США в 1978 году.
На встрече с Вэнсом (19 января), когда был поднят вопрос о положении на Африканском Роге, я сообщил ему позицию Москвы. А она сводилась к отклонению американского тезиса „о советской вовлеченности" в конфликт в этом районе. Что касается мирного урегулирования, то необходимой предпосылкой к этому, по мнению СССР, должно быть непросто прекращение военных действий, как предлагали США, а немедленный вывод сомалийских войск из Эфиопии, о чем американская сторона почему-то умалчивала.
Дальнейший разговор с Вэнсом на эту тему не дал результатов.
Тем временем в США росло стремление связать „поведение русских" в этом районе с прогрессом переговоров с ними по другим вопросам, в частности по ОСВ. На одной из пресс-конференций Картер прямо заявил, что действия самих русских приводят к увязке этих двух моментов 17 марта он выступил с речью о „важной переоценке" администрацией военной стратегии США в связи со „зловещей склонностью СССР" использовать свою военную мощь для вмешательства в местные конфликты.
На основе анализа общей позиции администрации и шумной реакции в США на события в этом регионе посольство послало в Москву оценку американского подхода к этому вопросу, стремясь привлечь к нему внимание советского руководства.
В кругах администрации, особенно в самом Белом доме, говорилось в этой оценке, нервозно воспринимают укрепление советских позиций в Эфиопии. События на Африканском Роге рассматриваются сейчас в Вашингтоне на порядок-другой выше, чем они реально этого заслуживают, т е. как тревога уже в отношении выхода СССР на широкий стратегический простор в районе Африки и Ближнего Востока с угрозой интересам США и их друзей: Египта, Саудовской Аравии, Ирана и т. п. Весьма эмоциональным моментом для американцев, отмечалось в докладе, остается также вовлеченность в эти дела Кубы.
Администрация Картера, пытаясь оказать на нас открытое давление в связи с эфиопско-сомалийским конфликтом, дает разного рода противникам развития советско-американских отношений материал для крикливых нападок. Иными словами, в США вызревает ныне нечто вроде ситуации „второй Анголы" в смысле долгосрочного препятствия на пути развития наших отношений. Здешние „эксперты" уже требуют, чтобы администрация увязала вопрос „о проникновении СССР на Африканский Рог" со всеми другими проблемами в отношениях с СССР. В целом это может иметь серьезные негативные последствия для советско-американских отношений, предупреждало посольство.
Мы советовали провести стратегический анализ сложившейся обстановки с точки зрения ее долгосрочного влияния на наши отношения с США. Однако Москва (особенно международный отдел ЦК партии с курировавшим его Сусловым) рассматривала все это в основном как очередные пропагандистские нападки враждебных нам сил в США. Подобный грубый просчет в оценках наносил нам немалый вред в отношениях с Вашингтоном, став постоянным источником напряженности и подрыва разрядки в 70-е годы.
При очередной встрече в конце января Вэнс заявил, что в Красном море происходит концентрация советских боевых кораблей. „Подобные действия подрывают мои собственные позиции внутри администрации и тех, кто хочет предотвратить негативное влияние событий на Африканском Роге на советско-американские отношения, — подчеркнул он. — Скажу прямо, среди людей, близких к президенту, есть такие, кто считает последние советские действия личным вызовом президенту и как бы испытанием его твердости, и поэтому, указывают они, он должен показать русским свой характер".
„Важно показать определенным кругам в США, — подчеркнул Вэнс, — что СССР и США не конфликтуют из-за Африки, а могут сотрудничать, чтобы потушить конфликт в этом районе".
Я постарался объяснить Вэнсу, беспокойство которого мне было понятно, что никто в Москве не стремится „испытать характер президента". В такой плоскости вопрос никогда не стоял и не стоит. К сожалению, сам конфликт в этом районе вызывает вовлеченность наших обеих стран, которую, однако, надо бы использовать для достижения урегулирования. Но как сделать это?
На этот вопрос ни у Вэнса, ни у меня самого не было конкретного ответа. Оглядываясь назад, можно теперь только удивляться, сколько энергии и усилий было потрачено, по существу, впустую обеими странами в борьбе и спорах вокруг африканских дел. Через двадцать лет об этих спорах никто даже не вспоминает.
Месяц спустя на эту же тему беседовал со мной Бжезинский. Суть всех его высказываний сводилась к одному: растущее беспокойство по поводу расширения иностранного военного влияния в Африке, т. е. советского и кубинского. Он неоднократно возвращался к вопросу о том, что военное присутствие в Эфиопии СССР и Кубы представляет угрозу интересам Запада с точки зрения безопасности нефтяных коммуникаций между Ближним Востоком и США, а также Западной Европой, которые могут быть „перерезаны". Сам Бжезинский, видимо, верил в такую „стратегическую угрозу".
В ответ на это заявление я спросил собеседника, как он себе практически представляет образ действий СССР с целью „перерезать нефтяные коммуникации" Запада. Захват или потопление американских танкеров? Но ведь это было бы прямым актом войны. Неужели в Белом доме сейчас мыслят такими категориями?
Бжезинский признал, что в Белом доме тоже не очень верят в подобный сценарий, но что, дескать, такие упрощенные концепции широко бытуют в конгрессе и средствах массовой информации США, и с этим надо считаться.
Тем временем президент Картер решил напрямую связаться с Кастро. Президент компании „Кока-кола" Остин доверительно рассказал мне (1 марта), что по поручению Картера он недавно вылетал на Кубу с негласной миссией к кубинскому руководителю. Ему было поручено передать Кастро, что президент Картер испытывает озабоченность по поводу того, что действия кубинцев за рубежом, особенно в Африке, не дают ему возможности продолжать процесс нормализации отношений между США и Кубой. Основным препятствием нормализации отношений, по мнению Картера, являлась военная активность кубинцев в Африке, и особенно сейчас в Эфиопии. Президент призвал Кастро внимательно отнестись к его пожеланиям о нормализации связей с Кубой и принять меры к тому, чтобы снять озабоченность США по поводу кубинской вовлеченности в районе Африканского Рога.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
